Инесса Астахова - постпсихоанализ

Рак – немилосердная смерть

Фобии

Мрачное отчаяние и кризисы смысла наших пациентов проявляются в разных образах и обликах… Когда мы работаем с онкологическими больными или больными СПИДом, с людьми подвергшимися насилию и пыткам, то оказываемся в «обители смерти» в нашей душе и нам часто кажется, что земля уходит из-под ног, что мы подавлены и падаем в бездну подземного мира. Мы имеем в виду такие внутренние состояния, к которым нас приводит болезнь или травма – «ямы» молчания, куда мы проваливаемся и откуда переживаем жизнь совершенно иначе… 

 
Мы вступаем в темнейшие пространства разрушения, тления и распада. Соприкасаясь с больными раком, мы встречаемся с запредельным, вытесненным и проклятым, с невыносимым вопросом – что же собственно хотят от меня эта болезнь, такое умирание и такая жизнь?
 
Каким образом я могу найти идею и «неявный порядок» собственного бытия в хаосе болезни, принять или превзойти свои ограничения? Рак внушает страх психического уничтожения, дезинтеграции, дегуманизации, страх утраты связной самости. 
 
В психотерапии мы должны уметь выдержать этот страх, безмолвие наших пациентов, совместное «предельное» переживание времени и ограниченности жизненных планов. Мы должны вместе с ними выдержать темноту, пребывание в тишине и очень верить в то, что в глубине души наших пациентов собираются целительные силы. Обычно в нужный момент из глубин бессознательного возникают защищающие образы, которые трансформируют нашу личность и дают нам новые символические ориентиры. Безмерность таких переживаний, все опасное и неизведанное пугает нас. Мы испытываем страх, подобный тому, что охватывает нас, когда мы идем по лабиринту, страх того, что ждет нас в центре, страх зла, которые есть в нас самих, страх неотвратимости внутренних преобразований, страх встречи с нашим собственным внутренним миром. 
 
Неотвратимость реального физического распада, сопровождающего возможный духовный рост, ужасает, потрясает, преображает. 
 
Многие больные, глубоко зашедшие в свой лабиринт, выглядят так, как будто они постоянно переходят границы и пределы… 
 
Уже Гиппократ использовал понятие «рак», карцинома, для обозначения неизлечимой опухоли. Если мы рассмотрим рака-моллюска как метафору, то мы поймем символику болезни и наш страх перед ней. С одной стороны, рак пятится назад и прячется в темных укромных местах; рак укрывается под своим панцирем – это защита и ограничение от внешнего мира. Рак ужасает нас тем, что может внезапно напасть из своего укрытия, вцепиться в жертву клешнями, то есть неожиданно нарушить границы… Он является символическим воплощением того, чего больше всего боятся в нашем высокотехнологичном мире, в котором все кажется возможным и подконтрольным. Это нечто причудливое и с виду бессмысленное, то, что происходит из нашего тела и поражает совершенно неожиданно. В то же время рак – это проявление неподконтрольной природы, которую мы вроде выставили за дверь, а она возвращается в окно, то есть через симптом болезни, и проявляется в неконтролируемом процессе, ужасающем своими прорывами границ – распространением из одного органа по всему организму. 
 
Рак уничтожает границы, он неподвластен регулирующим механизмам нашего организма, он как спущенная свора собак, неуправляем, анархичен, инвазивен, вторгается куда угодно.
 
Тему смерти продолжают вытеснять, смерть и смысл остаются табуированными темами. Это проявляется в том, что онкологические больные часто склонны отрицать свою болезнь, а доктора и медсестры это желание поддерживают и усиливают… Избегание в виде «не-хочу-знать-то-что-есть-на-самом-деле» на начальной стадии болезни может быть понято как своего рода защита, с помощью которой Я пытается оградить свой образ и свою картину мира от разрушения. 
 
Исследование страха смерти показало, что у врачей латентный страх смерти больше, чем в среднем у населения. Психотерапевты также сильно озабочены темой смерти… По мнению Хиллмана, страх смерти – основной в нашей профессии, поэтому бум на оптимистические терапевтические подходы, обещающие исцеление и творческий рост – это не что иное, как маниакальная защита от этого страха смерти… 
 
Терапия онкологических больных требует глубинной работы. Чтобы вести такую работу с загадкой нашего существования и тайной страдания, нам, терапевтам, самими нужно сохранять открытость духовным аспектам жизни и задумываться над основополагающими вопросами жизни и смерти. Выполнить подобную работу мы сможем только при условии, что сами соприкасались с этими темами и способны принять смерть как плату за зрелость. Если мы ощущаем себя «ранеными целителями», если мы сами продирались сквозь тернии кризиса и познали целительный потенциал запредельных ситуаций, то мы сможем разбудить в больных веру и надежду, вселить в них мужество пройти сквозь преображающие процессы… 
 
Больные раком и СПИДом чувствуют себя изгоями, выпавшими из потока времени, чужаками, которых избегают, обитателями иного мира. В одиночестве своей болезни и в архетипической покинутости на пороге смерти они ищут мосты, которые помогли бы воссоединить их со своими собственными корнями и с другими людьми больными и здоровыми. 
 
За вынужденной интроверсией, в которую неумолимо погружает их течение болезни, часто следует открытость и углубленная внутренняя связанность с чем-то целостным и большим, чем сам человек… 
(Урсула Виртц и Йорг Цобели «Жажды смысла», выдержки из главы «Кризис смысла у пациентов»)