Что будет, когда меня не будет?
ТревогаКогда я услышала этот вопрос от своей дочери, то облегченно вздохнула: хорошо, что мы можем поговорить об этом сейчас, а не когда ей стукнет сорок, как мне…
Это началось в один день. Вернее, в одну ночь, когда я отчетливо поняла, что настанет такой день, когда меня не будет. Вообще, никогда, нигде.
И осознание этого чудовищного факта уже не отпускало мой мозг ни на минуту. Я молча рыдала в подушку, боясь разбудить мирно посапывающего мужа, который на все мои экзистенциальные рефлексии реагировал как настоящий мужчина: «Глупости, я же с тобой!» Утром, с первыми лучами солнца, становилось немного легче, днем – еще легче, но уже после обеда на меня с новой силой накатывала выматывающая тоска, которая ближе к ночи превращалась в холодный, парализующий страх: «Что будет, когда меня не будет??» В какой-то момент я поняла, что так больше продолжаться не может, и рискнула обсудить свои ночные страхи с психологом.
«Странно, что такой вопрос пришел к вам только сейчас… А в детстве ваши родители не разговаривали на эту тему?», — спросила она.
Это была замечательная женщина, с которой мы успешно работали по бизнес-вопросам, но она была будто бы застигнута врасплох моей неожиданной проблемой. Я увидела ее растерянный взгляд, и мне стало даже как-то неудобно за мое запоздалое детское признание.
«Ты очки-то свои черные сними, в церкви, небось, находишься!» – свистящий шепот маленькой строгой старушки вывел меня из задумчивости, в которой я пребывала…
даже не знаю, сколько времени прошло с того момента, как я решила переступить порог церкви. Здесь я была нечастым гостем. Причем, как выяснилось, гостем не особо желанным. У нас это было, увы, взаимным. Я родилась в смешанной русско-татарской семье. Отец мой от православной религии всегда был далеко, практически на противоположном конце идеологического полюса. Он был коммунистом, сознательным, не для галочки. Помню, на первых выборах президента России мы даже оказались по разные стороны баррикад. Он своего лидера поддерживал так рьяно, что мы ругались по-взрослому, а потом не разговаривали несколько дней. Мамина семья, напротив, мусульманские традиции старалась соблюдать строго, правда, до того момента, пока старшая дочь не выскочила замуж на иноверца. В первое время страсти кипели, как в болливудском кино, но родительское сердце не каменное, простили, приняли назад, в фамильное гнездо. Уже в конце жизни дедушки мы были свидетелем невероятного зрелища: отца моего допустили до самого святого – участия в разделывании жертвенного барана для праздника Курбан-байрам. Напялили на него тюбетейку, чтобы прикрыть русскую непокорную голову, дали в руки нож и вперед, без всякой жалости к бедному животному. Молитвы в доме дедушки звучали всегда, у меня до сих в голове вертятся слова, услышанные в раннем детстве: «Бисмиллахи-р-рахмани-р-рахим». Бабушка каждый вечер читала толстую книжку в зеленом переплете Коран, беззвучно шевеля губами и водя пальцем по строчкам справа налево. Но при всем этом я воспринимала религию скорее как часть красивой семейной традиции, дань уважения к предкам, а не как что-то определяющее и объясняющее мою жизнь. Уехав из родного города и погрузившись в бурный столичный водоворот, я и вовсе отошла от мусульманства, которое осталась где-то глубоко, за пределами сознания, как приятный фон детских воспоминаний. Правда, судьба временами выкидывает такие чудные фортели – просто диву даешься! В один из периодов моей жизни, самый, пожалуй, сложный и запутанный, я работала в офисе, который находился напротив мечети.
Священный праздник Курбан-байрам для всех нас превращался в испытание под названием «Найди место для парковки».
Все улицы в ближайшей округе были запружены машинами мусульман, приехавших помолиться в окружении единоверцев. Я чертыхалась, делая по три-четыре круга в надежде хоть где-то найти свободный клочок асфальта. Примиряли меня с временными неудобствами торжественность момента и память о предках. Какой день самый любимый у офисных работников? Правильно, пятница! Уже после обеда накатывала расслабляющая нега, предвещающая беззаботный вечер, два ленивых выходных дня и заслуженное право не отвечать на бесконечные письма, которые сыпались даже в уикенд. И если «белые воротнички», нехотя доделывая служебное задание безумной важности, каждые пять минут нетерпеливо поглядывая на часы, ерзали в ожидании конца рабочей недели, то мусульмане, волею судьбы оказавшиеся в огромном мегаполисе, оставив все свои дела, в чистой одежде, со светящимися лицами спешили в мечеть на пятничный намаз. «О те, которые уверовали! Когда призовут на молитву в пятничный день, то стремитесь к поминанию Аллаха и оставьте торговлю. Это лучше для вас. Если бы вы только знали! А когда окончена будет молитва, то расходитесь по земле, и ищите милости Аллаха, и поминайте Аллаха часто; может быть, вы будете счастливы! » (Священный Коран, 62:9). Было ли «случайное» соседство попыткой достучаться до моего зазомбированного бизнес-сознания? Или это действительно было простым совпадением, коих в нашей жизни огромное количество? Не знаю, но с переездом в новый офис, устроенный в помещении бывшей обувной фабрики, ощущение того, что мои ботинки сильно жмут, усилилось до невозможности… Дедушки, бабушки… они уходили в пожилом возрасте, прожив долгие, насыщенные, удивительные по наполненности и событиям жизни, но в их уходе не было благости и смиренного спокойствия. Скорее недоумение и обида – почему именно сейчас? Наверное, поэтому и в наших воспоминаниях о дорогих и любимых людях главными эмоциями были грусть, жалость, печаль. Мы многократно перебирали подробности финальной сцены каждого родственника и неизменно сокрушались: «Как жаль, как рано…».
И росло, росло внутри чувство вины за то, что, казалось, не доделал, недодал каждому их них… А параллельно – страх: «И со мной будет так же?!»
Книги, походы по церквам, детские молитвы, святые места, знакомства с «несвятыми святыми»… На какое-то время приходило успокоение, приносящее короткий сон и надежду на светлое будущее. Совершенно чудесным и пронзительным было мое знакомство с Матронушкой, после которого ко мне вернулись здоровый сон и хорошее настроение. До сих пор ее образ – это первое, что я вижу после пробуждения, где бы я ни была в моей московской квартире или средиземноморском доме. Да и маленький образок, купленный холодным мартовским днем в монастыре, несущий огромную энергию доброты и любви, всегда сопровождает меня во всех путешествиях.
Но мысли о том, что будет, когда меня не будет, неизменно возвращались. И кто бы мог подумать, что случайное (снова совпадение?) знакомство избавит меня от мучительной бессонницы, которая захватила меня так, что стала не только ночным, но и дневным кошмаром. Но это была Она – посланница, эфемерное создание, девушка с необычным именем и огромными глазами трепетной лани, которая встретилась на моем мятежном пути, чтобы познакомить с Ирвином Яломом, ставшим моим спасением от ночных страхов.
Вместе с ним я вела диалоги с Эпикуром, Заратустрой, Ницше и Шопенгауэром, литературными героями и реальными философами. Вместе с ним я плакала над обреченными больными, которые, по их же признанию, начали жить только тогда, когда узнали о своем смертельном диагнозе. Это был «долгоиграющий» честный, взрослый разговор о самых важных вещах в нашей жизни. Уже то, сколько раз на страницах его книг я вынуждена была прочитать слово «смерть», стало для меня своеобразным испытанием и школой… настоящей жизни – реальной, где есть не только день рождения, но и день смерти. И если мои родители научили меня отмечать только первый, что ж, второе мне пришлось осознавать самостоятельно. Что стало поворотным пунктом, после которого я перестала рыдать в подушку? Простая до гениальности вещь под названием «волновой эффект»:
«…каждый человек, не зная и не думая об этом, распространяет вокруг себя концентрические круги влияния, которое может затрагивать других людей на протяжении многих лет, из поколения в поколение. Это влияние, в свою очередь, передается от одних людей к другим, как рябь на поверхности пруда. Колебания продолжаются, и даже когда мы уже не можем их видеть, они идут на наноуровне. Мысль, что мы можем, пусть и без нашего ведома, оставить где-то частичку самих себя, это хороший ответ всем тем, кто жалуется на неизбежную бессмысленность ограниченного во времени существования» (И. Ялом. “Жизнь без страха смерти. Вглядываясь в солнце”).
И мое «выздоровление» началось вслед за этими простыми, бесхитростными, но такими нужными словами о том чтобы «…оставить что-то из нашего жизненного опыта, какие-то особенности, крупицы мудрости, опыта, утешения, которые перейдут другим людям – неважно, знакомым или нет». И, получается, не смерти мне нужно было бояться, а жизни, в которой нет никакого смысла, ценности мало-мальской, а позерство одно – перед собой и другими. И потому днем не так страшно – ты не одна такая, все играют, все стараются создать видимость «реальности» совершенно нереального существования в мире тщательно созданных иллюзий и ложного Я. А вот ночью, когда ты остаешься одна, кого тебе спросить, достойный ли ты человек, нужное ли дело делаешь, силы свои верно ли применяешь, того ли любишь, с теми ли живешь?.. Мужа, что ли разбудить? Четыре утра, пожалуй, не стоит… В понедельник я проснулась бодрой и веселой – предстояла большая генеральная уборка. Пора перетряхивать шкафы. Впереди – непростой выбор между по-настоящему ценными приобретениями и случайными покупками, ухваченными на распродажах. Что мне хочется оставить в наследство своей дочери, племяннику, двоюродному брату, их детям, друзьям и случайным знакомым? Как будет выглядеть мое «наследие» – пачка грамот и благодарностей от руководства, гордость от маркетинговых побед за счет кошелька наивных пациентов, купленная в кредит от компании квартира или мой стальной панцирь, закаленный в беспросветной борьбе с ветряными мельницами?… А может быть, мое призвание — быть гостеприимной и хозяйственной, с удовольствием хлопочущей на кухне и с радостью позирующей в цветастом передничке даже на презентации своей первой книжки?.. И тогда в наследство моим потомкам достанутся пухлые поваренные книги и вечное чувство вины перед матерью — “я-на-тебя-всю-жизнь-положила”? А есть ли некий срединный путь, который позволит современной, деловой, активной, способной и разносторонней женщине оставаться Женщиной?
Не это ли спасение от смерти и действенное лекарство для жизни реализовывать свои таланты и способности, которые, я уверена, принесут пользу не только ей, но и многим-многим людям вокруг?..
И неважно, что ее личные достижения никогда не получат приза в номинации “Успех”, а ее имя никогда не появится в светской хронике. А если и появится, то в рубрике «Городские сумасшедшие». Например, я с иронией отношусь к писательскому творчеству Дарьи Донцовой, но восхищаюсь ее оптимизмом и самой ею как неиссякаемым источником добра и положительных эмоций. Бывший кандидат в президенты России Ирина Хакамада проводит совсем не политические и не экономические мастер-классы, рассказывая про лайф, кайф и драйв — и всегда аншлаг. Мало ли примеров?! И пусть это кажется чудным, нелепым, несерьезным, здесь важно только одно: «…любое действие, которое вы выбираете, вы должны быть готовы избрать для себя на вечность. Это же утверждение справедливо и для любого несовершенного действия, для любой мертворожденной мысли, для любой не избранной вами альтернативы. И вся не прожитая вами жизнь останется наростом внутри вас – жизнь, которую вы никогда уже не сможете прожить» (И. Ялом, “Шопенгауэр как лекарство”). И я снова и снова перетряхиваю свои шкафы и сортирую: оставить, выбросить, отдать тому, кому нужнее. И радуюсь, что первая кучка хоть и самая маленькая по размеру, но в ней именно то, что и есть моя сегодняшняя жизнь – любовь, семейное и материнское счастье, вдохновение и поддержка для окружающих, творчество, красота и здоровое чувство самоиронии. И все это вполне может стать тем самым «наследием», которое, как волны на воде, будет распространяться все дальше и дальше, от человека к человеку, от одной женщины ко всем тем, кто будет после нее. А все остальное… Никому не надо полтонны книг по бизнесу и успеху? Отдаю! Мы сидим обнявшись с моей одиннадцатилетней дочерью и разговариваем о том, что будет, когда нас не будет. Она ерзает, опускает глаза, в которых прячутся наивные слезинки, пытаясь найти в моих объяснениях аналогию с ее любимыми компьютерными играми.
О’кей, пусть пока будет так. Хотя в какой-то момент все же придется принять тот факт, что и в этой игре когда-то наступит настоящий, взаправдашный game over, и функция reload здесь, увы, не работает…
Но не все сразу. Полегоньку, шаг за шагом. Разговор этот долгий, непростой, но такой важный для маленькой будущей женщины и для ее детей, и детей ее детей и их друзей, знакомых, близких и далеких, для всех, кто поверит в волновой эффект и жизнь без страха смерти… И тогда есть шанс, что спать они будут спокойно и сладко — на сухой подушке!
